Это надежный барьер между мной и окружающим миром.

Поковырявшись в молнии на куртке, я продолжаю. — Я больше понимаю, почему люди любят это делать и предпочитаю смотреть со стороны.

Пока у меня в руках камера, я буду счастлива.

Я бросаю взгляд на Лукаса. Его выражение лица замкнуто и непостижимо, но я различаю вспышку боли в его глазах.

— А что насчет тебя? Полагаю, ты собираешься делать себе имя в футболе. — Я похлопываю фотоаппаратом по подушке рядом с собой. — Ты хорошо выглядишь. С точки зрения фотографа.

Лукас не отвечает. Его челюсть работает, он открывает рот, как будто хочет что-то сказать, но потом выдыхает и взъерошивает волосы. Он не так откровенен о своих будущих устремлениях, как я.

— Да. Мы с папой скоро отправимся в путешествие, чтобы посетить Университет Юты и Университет Вашингтона. Он говорит, что хочет для меня самого лучшего.

— Круто.

Лукас поднимает бровь и смотрит на меня краем глаза. — У них впечатляющие футбольные программы—.

— ...Круто?

Его недоуменное выражение лица заставляет меня расхохотаться. Я быстро теряю контроль над ним, задыхаясь от спазмов в мышцах моего желудка, мой смех эхом разносится по спокойной глади озера и отражается в верхушках деревьев.

Она резко обрывается, когда Лукас наклоняется и целует меня. Он прижимается к моему лицу, большим пальцем проводит по щеке, а его губы скользят по моим. Я обхватываю его шею руками и приоткрываю губы, чтобы он провел по ним языком.

В отличие от других наших поцелуев, которые обжигают землю, как лесной пожар, этот светится, как теплый уголек.

Как будто он пытается сказать этим поцелуем что-то, что не может выразить словами.

Ланселот лает, прерывая нас, положив свои маленькие лапы мне на бедро.

— О, ты тоже хочешь немного любви? — спрашиваю я, отстранившись от Лукаса.

Я глажу Ланселота, пока Лукас что-то бормочет. Все, что я улавливаю, это шутки и ревность, когда он трет свой рот.

— Может, пойдем обратно? — предлагаю я. — Уже совсем стемнело.

Часть меня сомневается, стоит ли так скоро отказываться от этой стороны Лукаса. Здесь он... другой. Так вот кто он на самом деле под жестоким ублюдком и самоуверенным квотербеком?

— Ты боишься темноты, милая? — Лукас прошептал этот вопрос мне на ухо, взбудоражив мои внутренности. — Я покажу тебе свет. Ты не должна волноваться.

— Я не боюсь.

Я чувствую, как изгиб рта Лукаса тянется к моей мочке уха. Его голос опускается ниже, и меня пробирает дрожь, когда он говорит: — Значит, я недостаточно стараюсь.

19

ЛУКАС

Когда я проходила мимо компьютерного класса после последнего звонка, я увидел одинокую Джемму, очерченную в искусственном сиянии компьютера. Отлично, я как раз собирался написать ей сообщение.

Я направляюсь и забегаю в лабораторию. Увеличенные фотографии заполняют экран в программе редактирования, должно быть, она работает над заданием.

Схватив подкатной стул, я подхожу к ней, я опускаюсь на него, облокачиваюсь на спинку и складываю руки на спинке.

Джемма не обращает на меня внимания и продолжает работать.

Уголок моего рта приподнимается. Если она не усвоила урок игнорирования меня в прошлый раз, я с удовольствием повторю его. Мое внимание падает на ее зелено-белую клетчатую юбку, и в голове возникают образы того, как я снова заставлю ее кончить.

Я хотел этого, когда она была у меня на яхте. Очень сильно.

Я опираюсь подбородком на руки. — Ты идешь на вечеринку в эти выходные?

Джемма не отвечает. Я протягиваю руку и щекочу ей бок, заставляя ее пискнуть и выскочить из зоны досягаемости. Она бросает попытку игнорировать меня и бросает на меня взгляд, который только лает, но не кусает.

— Нет.

Она все еще не сдается под моим контролем. Не могу сказать, что меня это злит. Это захватывающе, когда она бросает мне вызов.

— Нет? Так не пойдет. Я думаю, ты хочешь сказать «да».

— Я серьезно.

— Нет, не серьезно.

— Да!

Джемма хмыкает и возвращает свое внимание к компьютеру, перебирая фотографии. Там есть черно-белая фотография здания в центре города. Это моя любимая. Я рисовал его несколько раз. Высокая контрастность фотографии подчеркивает четкие линии здания.

— Что я буду делать без моей девочки на моей вечеринке?

Я запускаю руки в ее волосы. Сегодня она не заплетает косу, и я этим пользуюсь. Она хмыкает и на секунду склоняет голову на мою руку, наслаждаясь прикосновением.

— Я запомню, что тебе нравится, когда с твоими волосами играют. Это доставит тебе удовольствие в будущем. А как насчет выдергивания волос? Меня это очень заводит.

—Фу. — Джемма отмахнулась от моей руки. — Я не твоя девочка.

Я отбрасываю игривость и сажусь.

— Ты — да—

Когда Джемма насмехается, я хватаю ее за подбородок и притягиваю ее лицо к своему. Я смотрю на нее свирепо, скрежеща челюстями.

— Я хочу, чтобы ты была там. Если ты не придешь, я буду в бешенстве.

Я ничего не могу сделать, чтобы сдержать собственнический рык в своем тоне и не стал бы беспокоиться, в любом случае. Джемма моя. Самое время ей перестать бороться со мной по этому поводу.

— Жаль разочаровывать.— Джемма вырывается из моей хватки и нажимает несколько клавиш на клавиатуре. — Тебе придется смириться с этим.

С этими словами она хватает свои вещи и поспешно уходит, прежде чем я успеваю отцепиться от подкатного кресла. Я стою там в одиночестве, дыша сквозь раздражение.

Когда часы на стене привлекают мое внимание, я отправляюсь на тренировку.

Она узнает, что она моя. Я позабочусь об этом.

От света на поле у меня пульсирует голова. Или, может быть, это удар, который я получил от массивного придурка из другой команды в нападении, перевернувшего меня.

Картер должен был прикрывать меня, но он не успел вовремя поймать парня.

Болельщицы подбадривают толпу на трибунах, Марисса возглавляет свою группу. Я бегу по боковой линии и выплескиваю свой напиток в рот, задыхаясь, когда глотаю его.

Я закончил, но впереди еще две четверти. Марширующий оркестр заканчивает свое выступление на поле. Хотелось бы, чтобы тренер ввел наш резерв. У меня даже ногти болят.

Я застрял здесь, играя того, кем все хотят меня видеть.

Алек кивает мне, проходя мимо, чтобы сесть на скамейку.

Я смотрю на трибуны и ищу Джемму. Девочки-койоты свесились через перила так далеко, как только могут, чтобы покричать игрокам школы Сильвер-Лейк. Гордые родители, ученики и местные болельщики поддерживают нас до победного конца. Единственный человек, которого я хочу видеть, отсутствует.

Она никогда не приходит на игры. Я не надеюсь ее найти, но что-то в моем теле зовет ее прямо сейчас.

Возможно, это мое испорченное сердце.

Я должен смириться с этим, как она сказала раньше. У меня не может быть всего, чего я хочу.

— У нас все в порядке, кэп. — Картер хлопает меня по спине. — Извини за последнюю игру, брат. Этот чувак — чертов танк.

— Это еще больше чувствуется, когда он тебя валит.

Картер хихикает, как будто я шучу. А я не шучу.

Я так устал. Как бы я хотел быть дома, с моим этюдником и Ланселотом, сидящим у моих ног.

Вместо этого я застрял здесь, и все ждут, что я принесу его домой. Если я не принесу нам победу, мы потеряем шансы на плей-офф чемпионата. Для всех остальных парней в команде эта цель серьезная. Это видно по их глазам, яростная потребность в победе кипит под поверхностью. Я вижу это, когда они смотрят в мою сторону.

Мне плевать, но это все равно ложится на мои плечи как капитана команды.

Я жажду пьянящего облегчения от того, что я умываю руки и ухожу. Что-то останавливает меня и держит на привязи каждый раз, когда думаю, что набрался достаточно смелости, чтобы выбрать то, что я хочу, а не то, чего от меня ждут.